Плач о бедах, которые в 152 г.(703 г.) причинил нашей стране армянской южный народ исмаильтян, а также мученичество сына Гохтанского владетеля Хосрова св. Ваана
I. Вот занесен [над нами] обнаженный меч, возвещенный издревле предостерегающим плачем пророка. Меч, жаждущий крови, поднял на нас народ исмаильтян, с четырех сторон оглашающий землю львиным рыком и, подобно четырем ветрам, терзающий море, великий мир. Пророчество об Израиле касалось и нас – Иерусалим был разрушен до основания, и вся страна наша разрушена и опустошена. Благами нашей страны овладели чужеземцы, и бесчинно были попраны наследственные права, княжеское достоинство и власть нахараров. Там младенцы были разбиты о камни, здесь наши родители и дети поголовно угнаны в плен. Тех матерей оплакивал Иеремия, а теперь и нас постигла та же участь.
О великий и чуткий к состраданию! Ты, кто был познан Богом уже во чреве и, родившись, осветился законами нашего Христа, ты, который в час смиренномудрия воззвал к Св. Духу и, став его храмом, пророчествовал, подобно святому Аввакуму. И ныне, как тогда, оплакивают нас дороги Сиона, ибо, оскверненное, померкло сияние священных лампад и сосудов церковных, исчезла радость святых празднеств и божественных духовных песнопений священников и служителей и вообще все благолепие мира. Знойный, мрачный вихрь, гонимый южным ветром, сорвал покров радости, попрал благородство и чистоту светозарного таинства, данного нам взамен рая древом жизни Христова креста. Окутанная беспросветным мраком, в черный траур оделась вся страна армянская. Такой она предстала впервые в видении блаженного, наделенного пророческим даром божьего мужа св. Саака, вечно заботливого пастыря разумного стада и попечителя страны армянской, или еще ранее в видении дивного, лучезарного предка его, равноапостольного мужа, трижды блаженного святого Григория.
II. Во времена арабского владычества, начавшегося после смерти их предводителя Магомета, в 85 году по их летосчислению в годы правления Абдлмелика, сына Мрвана, [сарацины] объяли нас пламенем, [ибо] дьявол вдохнул в них гнев. Сговорившись, замыслили они против нас дело несправедливое, со смертельным ядом озлобления, ставшего причиной многих бедствий, ибо начали уничтожать, истреблять войска и военачальников, предводителей и князей, знать и нахарарских детей. Затем они поспешно разослали в разные стороны гонцов с ложной вестью, дабы коварными речами и обещаниями созвать [оставшихся нахараров] в одно место. От имени двора пожаловали им много милостей и даров, щедро раздавали дахеканы, а также дали [воинам] жалованье за год. Коварным обманом они обезоружили их, якобы с целью обезопасить себя от их мечей; [говоря]: «Вы не верны данной нам клятве». И, собрав их воедино, заперли в двух местностях: одних в городе Нахичевани, других в селении Храм. И главарь их, один из тех злодеев по имени Касм, приверженец Магомета, по повелению Абдлмелика был назначен правителем Армении.
И, собрав нахараров страны нашей в названных местах, согнали их в святые церкви и, закрыв за ними двери, сказали: «Пусть никто не покидает это великое собрание». А сами, тайно вооружась, дабы быть при мечах, вышли наружу и заложили выход кирпичами. А они [нахарары] взывали к св. отрокам, благословлявшим в печи [Господа], и затем духовными песнями прославляли Пастыря и небесные силы. Те же, разрушив кровлю, подожгли [церковь], и пламя вознеслось выше вавилонского пламени. С одной стороны, страх перед царской карой, с другой – легион неистовствующих [сарацинов], окруживших толпу и угрожавших мечами. Изнутри жалость к детям, снедавшая отца, снаружи огонь, низвергавшийся с кровли. Загоревшаяся одежда сжигала детей, и отцы бросались [к детям], ибо их несчастная смерть не давала им думать о себе. И так они все вместе и сгорели.
Ныне, о святой [муж] Божий, оплакивай и наше горе, ты, говоривший: «Не посылай меня к народу моему», ибо горе твое сокрылось в могиле и глаза твои исторгают слезы из-за нас. Отверзни уста свои, заступись за нас, ибо твою смерть Господь сделал блаженнее нашей жизни. Скорби, земля! Плачь, небо! Стенайте все, вопите вместе с п ророком, ибо вас окутали мрак и туман! Обильными слезами не истязай себя, Иеремия, просивший родников для своих очей, ибо в нашей стране образовалось море из родников слез.
Злосчастный огонь, зажженный руками тленных людей, охватив деревянную кровлю [церкви], сжег ее до основания. Дым от пожара валил вниз вместе с огнем и нес всем ужасную смерть от удушья, губя и накрывая сверху беспомощную толпу. И их непрестанное благодарственное [пение] длилось до тех пор, пока жизнь не угасла в них. Так палачи избавились от страха перед малочисленными, но отважными и благородными нахарарами, не раз одолевавшими их, многочисленных. Были обезглавлены также все видные воины войска и [головы] их повешены на деревянных шестах. Так было покончено с этим делом.
III. Затем жестокосердные чужеземцы рассеялись по стране, разграбили владения убитых и, таким образом, захватили все богатство страны, завладели домами всадников и их семьями и, полонив, угнали в Нахичевань. Весть эта сокрушала [людей], и повсюду раздавались вопли. Угнав, показывали они на шесты [с отрубленными головами] погибших несчастной смертью, умножая страх не только среди нашего народа, но и по всему миру трубя о своей храбрости.
Это злодеяние было совершено на 16-м году правления Абдлмелика, погубившего страну нашу армянскую преступными делами, которые он совершал до самой своей смерти; четырежды это происходило по его повелению. После его смерти, в первые годы правления его сына Влита, в 152 г. [703 г.] армянского летосчисления, в день Пасхи, [сарацины] погнали толпы пленных в столицу Двин. В жаркие дни держали всех в темницах; и я думаю, что число умерших там было больше, чем оставшихся в живых. С наступлением осени вывели их из темниц, связали за шеи и погнали с номерами и списками в Сирию. А по прибытии в Дамаск знатные люди были приставлены ко двору [для прислуживания], детей их отдали учиться ремеслу, остальных же раздали как пленных. Удостоились ли погребения умершие в пути, этого я не знаю, [не знаю также], при каких обстоятельствах они погибли там.
IV. Среди толпы несчастных находился маленький мальчик из области Гохтн примерно четырех лет по имени Ваан, сын Хосрова, владельца Гохтна. Он казался весьма даровитым, [поэтому] приказано было [высочайшим] двором заставить его отречься от нашей истинной веры. И когда это было сделано, они назвали его Ваапом. И стал он преисполняться мудрости, был превыше всех советников, учителем для своих сверстников и [занял] должность секретаря дворцовой канцелярии.
После смерти Абдлмелика, сына его Влита и брата Сулеймана арабы стали поговаривать о том, что в отношении армян было совершено вероломство.
И когда на арабском престоле воцарился Омар, Бог заставил его вспомнить в сердце своем злодеяние, совершенное в отношении армян. Он строго повелел созвать всех пленных, и после того как они собрались, отпустил их. Пришел и Ваан, который был назван Ваапом, искусный в их вере, овладевший красноречием и мудростью, и поведал им о своих страданиях. В тяжелом положении оказался Омар, ибо никого мудрее не видел [в своем окружении]. Он потребовал свидетелей, но [в то же время] не желал признать [что Ваан армянин], а свидетелей, прибывших из Армении, [Омар] не принял. Эта непреклонность объяснялась полезностью мужа сего, доброго по натуре, Омар остался тверд [в отношении] своего приказа и не изменил его. И тогда он отправил нарочных конников в Месопотамию для разыскания списков, что было сделано с большой настойчивостью, тем более что Божье провидение не ставило преград перед ними. Там нашлось 15 арабов, кои были хорошо осведомлены о [событиях того] времени и знали блаженного отрока. Все их показания были переданы Омару. Омар же, учитывая время, не захотел удержать его силой, а старался убедить юношу сладкой речью, [говоря]: «Не покидай нас, сынок, если ты чем-то неудовлетворен, недоволен жизнью, сделаю тебя известным в моем царстве, наделю властью и богатством». Но тот горел Божественным духом и смотрел дальше. Ничто телесное не могло соблазнить его, и он мудро отвечал: «Мои отцы, будучи в Персии, своими стрелами и копьями добыли огромное богатство и возвысились больше, чем многие азаты страны моей. И ныне, если [даже] все это в отношении меня удвоится, [взамен] моего плена, который был следствием вашей отваги, вы возлюбили меня и сулите другие почести, то и это не может меня поколебать. И если Бог усладил ваше сострадание милостью ко мне, отпустите меня посмотреть, в какой мере разорена отчизна моя, мои владения, затем по вашему повелению, назначив управляющих, я вернусь к вам».
V. После этих мудрых речей непреклонность [халифа] была сломлена, и он отдал приказ [относительно сего] дела, подкрепив его своей высочайшей грамотой.
Он [Ваан] достиг своей [области] Гохтна и согласно указу [халифа] назначил управляющих. Однако дальнейшие события подсказывают нам, что луч света веры, осветивший его разум, обратил его с мольбой к Богу избавить его от [арабов]. Ибо в скором времени до него дошла весть о смерти Омара. И он не пожелал вернуться, несмотря на твердый приказ и почести, ожидавшие его в Арабском халифате. Оплакивая вероотступничество, [совершенное им] в детстве, вновь и вновь обливался он слезами и думал в глубине души: «Отче святой, пребывая в выси, ты не отдалился от нас, ты даровал нам своего Единородного [Сына] на крестном алтаре, и Св. Дух твой ведет нас по прямой стезе. Воззри на меня, истерзанного, ибо ты один владыка и сострадание твое безгранично; если тебе желанна наша смерть, мы не замедлим отдать [нашу жизнь] за любовь к тебе, ибо беспредельна милость твоя».
И когда [близкие] увидели все эти мысли его, далекие от земных радостей, пожелали связать его мирской любовью, склонили его к женитьбе, дабы со временем не прекратился их род. И, сделав так, как сами того желали, они связали его родственными узами с владельцем Сюника. Однако он не изменил своему боголюбию, ибо его не привлекала мирская слава. И тайно пребывав в богопочитании и не колеблясь, исповедовал Христа, дабы не оставаться в страхе отрекшегося [от него]. Наконец, подумав о своем преступном образе жизни, он отказался от своего положения и, взяв [на дорогу] припасы и двадцать всадников, вознамерился отправиться в Грецию. Возвратясь из Вайоцдзора, он открылся своему тестю, нуждаясь в его совете о предстоящем странствии. Женщины встретили [весть] о его решении со слезами и говорили ему: «Когда ты по повелению [халифа] овладел отцовскими землями, ты стал для нас великой надеждой, а ныне мы видим твое намерение и становимся тебе чужими, ты для нас теперь будешь не живым и не мертвым». Усевшись вокруг него, они слезно молили его: «Посмотри на нашу невыносимую жизнь, может быть, тебя потребуют от нас, тогда и мы отправимся с тобой в чужую страну, чтобы вместе жить и умереть. Слезно умоляем тебя, [не уезжай]».
Услышав это, блаженный стал сетовать на расстраивающие его [намерения] предложения, на их трудную осуществимость и большие затраты. Не считаясь ни с чем, вооруженный [Св.] Духом и верой, он [уехал и] вскоре достиг страны грузинской, где при содействии своих родственников-азатов хотел [подготовить] предстоящее путешествие. Там было еще больше покаяний, беспокойных ночных молитв с говением и взыванием к помощи Божьей. Пробыв там около года, он возвратился в Армению, в Арагацотн. Надоевшие ему всадники, взятые в качестве помощников, были отпущены им. Здесь, в царской области, близкие ему азаты, посовещавшись, решили вывести его из укрепленной области и отправить в престольный город. Однако, не считая достаточным свое решение, они обратились за советом к ишхану и католикосу. Я думаю, что вездесущий дьявол, сплетая ковы, вовремя подоспел и вселил страх в сердце военачальников и главы христиан, и посему они сказали: «Пусть он уходит подальше от нас, а то и себя погубит, и нас. Ибо может статься, что блаженный муж отречется от нашего Христа».
Этим они еще больше возмутили его. И [тогда] он отказался от припасов и всех своих помощников, за исключением одного человека, своего почитателя. Но и его не обошел дьявол, ибо и этот сказал: «Я иду со своими товарищами; если дашь мне своего коня и меч свой, я не предам тебя жаждущим твоей крови». А он, видя его лукавство, дал ему [просимое] и с любовью отпустил. У него не осталось ничего, кроме небольших припасов, которые дала ему вначале жена, отправляя его в дом своего отца, и ничего другого при нем не было. Так пошел он, вооружась верой как кольчугой, и достиг города Вагаршапата. Там повстречался с католикосом, который сказал [ему]: «Иди в какую-нибудь пустынь, чтобы не причинить вреда другим».
И так, отвергнутый всеми, двинулся он [в путь, преодолевая огромные трудности, пока, обессиленный, не упал на землю. Вскоре к нему подъехал некий человек с возом. Взглянув, он увидел [блаженного] мужа, протягивавшего ему зототой перстень: «Отвези меня в какой-нибудь монастырь», – промолвил он. И он думал о Боге, и из уст его вырвались слова: «Милосердный Господь, ты тот, которого предали, как братья Иосифа, повергшие в горе одеждой [его], вымаранной кровью козла, будто изодран был он клыками зверей. Ты оставил также невредимым Даниила, [сохранил] в печи святых отроков. Ныне, нетленный Боже мой, нечестие мое да не будет поминаемо тобой, ибо беспредельно твое человеколюбие. Освободи меня от горьких стенаний и гонений».
Приближались дни Великого поста. Уже полгода как он жил черноризцем в монастыре. Проливая море слез, мысленно общаясь с Богом, не отверзая уст, он наполнялся всевышней мудростью. Однако коварный сатана, по обыкновению будоражащий чувства людей, вселил страх в [сердце] монахов: владетельница тех мест, извещенная кем-то из своих приближенных, послала в пустынь передать [монахам]: «Пусть он от вас уйдет, дабы не причинить вреда ни себе, ни вам». А он воссылал хвалы Богу и говорил: «Когда лукавый поднимается войной [на меня], я уповаю на тебя. Укрепи мой дух в страде тени смертной. Не отдаляй от меня посох и древо святого креста твоего. Вот я проткнут клыками волка, как тот, попавший в Иерихоне в руки разбойников. Не оставляй меня полумертвым, ибо я нуждаюсь в саване и умащении».
Наконец он добрался до заброшенного скита. Там он провел год, до следующей осени, в одной власянице и непрестанном бдении. Как сильно мучимые жаждой олени хотят припасть к источнику, так и он жаждал любви Божьей. И ему доставляло удовольствие, подобно святому Давиду, превращать слезы в пищу себе. И с тех пор, не возлагая больше надежд на людей, он вознесся выше тела к своей нематериальной сущности, отстранив от себя злокозненного сатану.
Обдумав все, он пустился в путь и достиг тех мест, где находился правитель арабский, чтобы попросить у него разрешения открыто исповедать свою веру. Ибо он хорошо знал Св. Писание и являлся служителем храма божественного Св. Духа и во всем был опорой [для верующих]; прекрасно разбирался [также] в исмаильтянских вздорных россказнях. И он не то, чтобы дерзко шел на смерть, он хотел признания своей истинной веры и отречения от выдуманной ими лжи. «Ибо я принял их [веру], я, будучи зрел умом, – говорил святой, – лишь в отроческие годы отличил правду от лжи. И теперь я уразумел суть вещей. Из разговора [с арабским эмиром] станет ясно, что мне делать. Если они будут мучить меня и не пожелают признать моих прав, я не стану скорбеть. Христос умер ради меня, и я ради любви к нему готов [умереть] десять раз: за его поношение [подвергнуться] поношению, за истязание [обречь] себя на истязание, за оковы [его] надеть оковы, за [его] судилище предстать перед судом и стать в ряд не ложных, а праведных мучеников, если я истинный христианин... за муки его [подвергнуться мучениям] вслед за Киренеянином понесу я свой крест, за копье, [пронзившее тело Христа], [приму] меч. И так в соперничестве с Павлом восполню я недостаток в плоти моей скорбен Христовых, если Господь сподобит меня этого». Некоторые уговаривали его отказаться от [принятого] решения, но его не радовали их советы, а раздававшиеся в ушах [слова] одобрения братьев постоянно преисполняли мужества. Когда же настал час отбытия, некий монах, настоятель монастыря св. Ованеса, породнившийся с ним своим боголюбием, узнав об этом, приготовил ему на дорогу лошадь и тулуп, а одного из молодых монахов он уговорил отправить вместо себя со святым, чтобы прислуживать ему. И за те четыре года, на протяжении которых благочестивый странствовал с ним в постоянной нужде, три чудесных видения были ему, о чем я не в состоянии рассказать, ибо и Тарсонский говорит: «Видя свет и не слыша гласа», хотя оба они и были непостижимы для него. Не значит ли это, что видеть глазами души то же, что слышать Господа: «Не мешкай, ибо я с тобой, и я сделаю твое дело непобедимым и причислю тебя к лику первых святых».
И с наступлением праздника св. Креста он, премного каясь [в грехах], вошел в Божий храм. И некий муж из монастыря Макенис по имени Согомон дал ему одобрительное письмо, а также помог одеться надлежащим образом. А блаженный сей, обливаясь слезами, пустился в невозвратный путь, как тот вселенский проповедник в Рим. Он дошел до Бзнуникской области, до селения Арцке, [затем] пришел в монастырь Ерашхавор у подножья Масиса, настоятелем которого был некий [св.] отец по имени Артавазд, который, подобно Аврааму, в течение трех дней оказывал ему гостеприимство. И когда [блаженный] собрался в путь, приготовил ему на дорогу все необходимое. И чудеса те исходили от Бога, ибо он во всех пробуждал любовь. И пошел он и прославился.
Многие всадники, возвращавшиеся с войны с севера, повстречавшись с ним, группами вступали с ним в спор и не могли оспорить того, кто говорил с ними Божественным Писанием, доказывая, что Христос – Сын Божий.
Дойдя до великого города Урфы [Эдессы], стал он на колени перед образом Спасителя, прося отпущения [грехов] за свое младенческое неведение. Оттуда пришли они в Калиникое, перешли реку Евфрат и, с большими трудностями преодолев дорогу, достигли города Руцапы, резиденции арабского халифа Шама. Юношу, сопровождавшего его, он отпустил домой, а сам несколько дней оставался вне города, думая, что, возможно, кто-нибудь известит о нем двор.
VI. Но я думаю, что здесь была замешана рука дьявола, говорившего своим сообщникам: «Отдалю мужа сего от Христа и приближу к аду, но вы, братья, споспешествуйте мне, ибо он страшно отдалился от меня». И собрались дворцовые советники, сели вокруг него и сказали: «Не сходи с легкого [пути] на тяжелый. Живи во славе и помни нашего пророка, который дал нам сей великий мир, а там уготовил нам сладкую жизнь рая, а ваш Христос, распятый евреями, умножил среди вас смерть». Он же, укрепляясь Св. Духом, отвечал им: «Говорящие в вас [бесы] просили [Христа] в стране Гергесеев поставить их правителями над свиньями и погибли в пучине морской. Да погибнут в вас ваши тщетные злоумышленные советы». И, побежденные им, они стали сомневаться в своей вере.
А он, поддерживаемый Богом, пошел к главному секретарю, бывшему ранее его учителем, и поведал [ему] о своем намерении. «Вера моя истинна, и я не ведаю страха, – [говорил святой], – поэтому прошу тебя, расскажи обо мне халифу». Но тот, видя его смелость и презрение к их вере, остерегал его от ужасного наказания, предсказывая ему мучительную смерть за опасную непокорность. «После же смерти, – [говорил он], – тело твое станет пищей для птиц и будет оплакиваемо христианами». И лицо его прояснилось, скинув грусть, и возрадовалось сердце его. Главный же секретарь, видя это, стал его смиренно упрашивать, обещая почет и власть при дворе, если только он согласится [отказаться от своего намерения]. Взяв с него клятву, он дал ему 30 драм и отпустил восвояси. Но деньги, полученные за клятву, [св. муж] при нем роздал нищим. Сам же, оставаясь без крова в зимнюю стужу, едва прикрытый одеждой, довольствуясь скудной едой, казался бесплотным.
И отправился он к хеджубу государства. Тот в страхе не хотел предавать огласке это дело и сказал: «Слух мой не выносит подобных речей, и в них я вижу смертельную опасность, нам они принесут раздор, тебе смерть». И приказал оставить его, сказав: «Мечом, вонзившимся в твое тело, ты можешь поразить и других». Он же счел [этот] совет небогоугодным, размышляя над тем, что нехорошо уклоняться от сражения. Не видя выхода для завершения начатого дела, он пал на колени пред [образом] Бога, моля его. Эту молитву мы нашли записанной, вот она:
«Единородный Сын Божий, нареченный быть пастырем заблудшего стада, найдя его, ты возложил его бремя на свои плечи, распростерши длани, ты собрал вокруг себя всю вселенную; не оставляй же меня, странника, без помощи, смой с меня грех своею кровью и живоносным телом своим, ты манна бессмертная, сошедшая к нам с небес и даровавшая нам хлеб. Мой Иисусе, спаситель мира, по воле Отца твоего и Св. Духа, а также твоей ставшей в руках наших жертвой и путеводителем на жизненном пути нашем. Святой Отец и Сын святой и святой Дух, которых мы исповедуем как единое Божество в единосущной Троице в трех лицах, далекое от всех и близкое ко всем, и ему слава во веки веков. Аминь!»
После благодарственной молитвы пошел он к некоему палачу по имени Кабш, который был правителем Хима. Оповещенный, тот пожелал выслушать его историю. И вот повели его к тирану. Когда тот прочел его послание, удивился красивому письму и правильному слогу. Он приказал привести его к себе и, взглянув на него, ласково заговорил: «Почему, Ваап, ты в таком нищенском одеянии после той славы, [которую имел]? Значит, страна армянская довела тебя до такого состояния». Святой же сказал ему в ответ: «Если Господь мой, уничтожая себя, в образе слуги дошел до нищеты ради нас и покорился смерти на кресте, если все это он вынес ради меня, от него я не отрекусь». Тиран сказал: «Злые бесы холодных армянских гор, обольстив, навели на тебя безумие говорить бессмысленно». Мученик возразил: «То, что раньше было во мне по вашим законам, я изгнал из себя, и подобно тому, как тьма изгоняется светом, так ваша [вера] была изгнана из меня». Судья же продолжал: «Мудрецы вашей лживой веры говорят, что вместо низвергнутых появились другие злые духи. И в самом деле так: ибо для вас есть злые духи здесь и там, куда вы надеетесь уйти. Ты, благо ненавидящий муж, как бесноватый, отказываешься от своей жизни во славе».
И приказал он казначеям принести драгоценности, золото и серебро, разноцветные шелковые ткани и, положив перед ним, сказал: «Несчастный злодей, возьми все это, и слуг, и служанок, коней, мулов и верблюдов, [дам] я тебе также достойное тебя княжество, здесь или в Гохтне, [где ты пожелаешь]. Подумай о нашем пророке, который даровал нам сие великое государство, а там уготовил сладкую жизнь в раю». Святой ответил ему: «Я давно слышал о твоем красноречии, и хитрых уловках многих своим красноречием ты потянул в пропасть погибели и сделал такой ли жертвой геенны [огненной], как ты сам одних грозными речами других смиренными, ласковыми словами, третьих суетным имуществом и иным достатком, некоторых [посулами] возвеличит преходящей властью и почестями и многих обманул ложной надеждой, суля [им] вечную жизнь и сладостный рай. Ты всячески пытался своей мудростью, легкой на всевозможные выдумки, вывести колеблющихся на публичное обозрение и, заставив отречься [от истинной веры], погубил их. За них ты ответишь вечными муками в геенне огненной. Но меня, раба Божьего, ты не сможешь победить своими хитрыми и злостными уловками, ибо я защищен страхом Божьим, а знание Св. Писания преисполнило меня силой хранить заповеди Христа, и я искуснее и образованнее вас и в вашем лжеучении. Ибо вождь ваш, которого вы называете пророком, умер, а кости и могила его находятся при вас, а ты приближаешь его к Богу и называешь распорядителем рая – его, ставшего причиной и провозвестником вашего заблуждения. Если же ты хочешь поступить со мной по справедливости, позволь мне открыто [придерживаться] христианских обычаев и следовать вере моих предков. И мне не нужна эта твоя преходящая слава. Если хочешь, можешь отнять у меня мои владения, ибо я [все равно] покину их, как всякий [смертный] человек. Где мировая власть твоего отца или владычество твоих братьев? Не превратишься ли и ты в мгновенье ока в тень, ведь и ты смертен?»
Тиран, преисполненный ярости, приказал бросить его в темницу и приковать ногу к пню. В темнице он стал молить, чтобы приковали ему и вторую ногу. И они, дивясь смелому желанию, исполнили его просьбу.
И тиран немедля послал гонца к Мрвану, находившемуся в то время в Месопотамии, дабы от него получить точные сведения о св. отце. И найдя хорошо знающих его людей, тут же отправил их к халифу.
Он оставался в темнице восемь дней, нисколько не заботясь о нуждах тела, не смыкая глаз, далекий от всего суетного, став сораспятником Христа, ибо укреплял его Св. Дух. А тиран в те же дни не переставал посылать к нему знатоков их религии для спора, дабы не осталась за ним победа в вопросах веры, но, побежденные и пристыженные, они возвращались к своему правителю и говорили: «Никогда мы не слышали [ни от кого] таких речей, слово его подобно обнаженному мечу». И [тиран] повелел держать это в тайне и никому не говорить об этом.
И вот в темницу пришел некий яковит, праведник, и сказал святому: «Прими от нас последнее причастие в твоей жизни – тело и кровь Христа для своего спасения, ибо сие случилось в мое священство». А он говорит: «Моею кровью окрещусь, последней чашей уйду из мира [сего]». И наступил праздник, именуемый благословенным днем Вербного воскресенья, – благословенным Богом днем приобщения к Таинству. И [св.] обратился к тюремщику: «С миром оставлю тебя, покидая этот свет, ибо ты был милостив ко мне». А тот, удивившись, сказал: «Что значат твои слова? Я не мог облегчить [твоих страданий], ведь ты отказался от столь великих благ. Я же, не имея власти над иными вещами, горячо желал малыми делами помочь тебе в твоей нужде – одеждой и утварью и кое-чем другим, однако ты совершенно не радел об услаждении плоти; благостью был ты преисполнен не только днем, и в ночные часы ты был освящен [ею]. А теперь словно прощаешься, хотя я ничего не слышал [о казни]». Поблагодарив его, [святой] молвил: «Вознаградитель недалек, и вот все бренное уходит от меня».
VII. Вскоре на конях прискакали [гонцы] от северного правителя, дабы рассказать всю правду, которую они узнали о нем. [Они поведали], что он не лишен мудрости и знатен родом, ничем не болен и не страдает каким-либо иным недугом, а [также] не получил чуждого воспитания. И [тиран] приказывает привести блаженного, думая, что он отступится, изможденный неволей и оковами, и спрашивает его: «Отвратился ли ты от своего заблуждения [и обратился ли] к правде, которую почерпнул из нашей [веры] в детстве благодаря искусным наставлениям, или продолжаешь упорствовать?»
Но он возразил: «Нельзя называть правдой все, и свет [нельзя называть] тьмой, а тьму – светом. Поступай со мной как желаешь». Халиф продолжал: «С предельной беспристрастностью изучив твое дело, мы не увидели лжи ни в тебе, ни в твоих соплеменниках, ибо они мудры. И если им приходится служить у народа иной веры, они не изменяют своей вере. Но ты стал дурным примером для нас, ибо, глядя на тебя, и другие поддаются тому же [соблазну]. И поэтому не стоит делать тебе добро, ибо, во всеуслышание выразив свои мысли, ты выставил нашу веру в глазах всех ложной. Мудрость твоя исходит не от вашей, а от нашей веры, а дерзость твоя от моей снисходительности».
Тогда все сидевшие перед ним, кипя злобой, в один голос стали кричать, требуя немедленно лишить его жизни. Халиф переменился в лице и повелел увести его и казнить. А он смиренно вышел, с безмятежным лицом распевая псалмы и говоря: «К тебе, Господи, возносится око души моей. Как очи рабов обращены на руку господ своих..., так очи моего разума смотрят на тебя», следующий за этим псалом, и так до места плахи... «И слабость моя избежала их западни».
А халиф вызвал главного палача Шама: «Иди, – говорит, – выведи его из города и постарайся уговорить; может, он отступится. Если же нет, угрожай ему мечом, занося его над ним и приговаривая: «Не умирай безвременно».
За ними на расстоянии шла огромная толпа христиан, обливаясь слезами и сострадательно оплакивая его. А он, дойдя до места казни, с ликованием простер руки к небу, возглашая:
«Славлю тебя, [Господи], ибо ты внял моим постоянным стенаниям и исполняешь мое желание, и, благоволя к святым своим мученикам, вознаграждаешь их смертью, и меня ты сподобил смерти за имя твое великое. Ныне помяни нас, Господи, ибо «за Тебя умерщвляют нас всякий день», устыди кичащихся земной низменной жизнью, скотодумов, умствующих, похотливых, метящих в левую сторону, а отроков твоей святой церкви сохрани в чистоте как неколебимый камень твоей веры и в следующее свое пришествие сподобь их чрез входы пренебесные предстать пред тобой, Сыном света, в твоем небесном чертоге, дабы прославить Отца и Сына и Св. Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»
Между тем рассвирепевший главный палач говорит ему: «Ты не пожелал прислушаться к моим словам, и ныне я совершу над тобой то, что приказано мне». Святой отвечает ему:
«Вы, видимо, привыкли пренебрегать приказом вашего начальника, я же не могу преступить заповеди моего небесного царя».
И главный палач ударил его и, как ему повелели во дворце, сверкая обнаженным мечом [для устрашения], стал наносить ему легкие раны, из которых пошла кровь. Однако он не дрогнул. И вновь обращается к нему палач: «Что бы ты желал?» А святой отвечает: «Свершай, что задумал».
И ни слова более. А убийца говорит вновь: «О несчастный, наступил горестный для тебя день, но ты будешь жить, если пожелаешь. Почему же ты не избрал жизнь, а возлюбил смерть?»
Святой ответил: «Я предпочитаю смерть за Христа преходящей жизни».
Тогда палач повелел ему подставить шею и, подняв меч, отрубил ему голову и тут же ушел.
Умер святой мученик Христа, блаженный и великий Ваан в, 17-й день марта, в постный понедельник предпасхальной недели, в девять часов, в 27-й день месяца марери.
VIII. Были там приближенные двора, слышавшие и видевшие все, как кровь, текущая с мученика Христова, собиралась в одно место. И видевшие эти чудеса в момент его смерти рассказывали, что лицо его излучало величие и было озарено чудесным сиянием. Христиане, дожидавшиеся, чтобы немедля взять мощи святого, от страха не могли приблизиться. Упавшее святое тело [палач] положил туда, куда бросали [тела] казненных. И обычно к тому месту подбирались собаки. Как только наступила ночь, они окружили тело. Выждав некоторое время, они неожиданно начали драть друг друга клыками и разбежались.
На следующий день не знаю, ночное ли ведение или что иное навело ужас на [арабов], главный евнух вышел со двора и позвал: «Есть ли здесь кто из христиан? Пусть пойдет и возьмет тело и похоронит согласно своим обычаям». Подошедшие же христиане боялись [взять]. «Я не лукавлю, берите с миром», – [сказал он]. И, когда [эта] весть распространилась, стеклась толпа христиан, собрала достохвальную кровь победителя, мученика Христова, и вырыла яму. Любовь [христиан] была настолько сильна, что вызвала в толпе ссору. Тут находились и греки, и яковиты, и много мужчин и женщин несториан. Взяв кровь и кусочки одежды [святого], они умиротворились. И пришли к соглашению относительно мощей святого, говоря: «Похороним пока мученика на кладбище чужеземцев, а мученик впоследствии воздаст достойному». Они понесли, положили его туда, сверху поставили тесанный с четырех сторон камень и разошлись восвояси. Но затем стали опасаться, как бы кто не похитил славное тело.
И вот некий муж из придворных, грек по имени Теофил, которого они называли Абу Степаном, человек богобоязненный, договорился с тремя другими мужами взять достославное сокровище и тайно переложить [тело] в раку. С наступлением сумерек эти четверо мужей пришли и, достав из могилы тело, переложили в раку; а [Теофил] понес и установил [его] у себя в доме. В тот же вечер в городе появился некий епископ. На рассвете позвал он к себе взявших [мощи] и рассказал, что ему было видение об их тайных действиях. И поскольку не было известно «об исчезновении тела из могилы, распространился слух, будто купцы выкрали тело блаженного мужа и через Баалбаг перевезли в Палестину.
Но истина, которую нельзя утаить, стала известна сомневающимся. Ибо некоему больному, находившемуся при смерти, в видении явились какие-то [люди], которые сказали ему: «Скорей попроси земли с могилы чудотворца Ваана, и, будучи ею помазан, будешь жить». В тот же час ему принесли ее, он приказал и его самого понести на то место и вернулся оттуда здоровым. [Христиане], видевшие это, преисполнились смелости и в честь святого построили над его [могилой] часовню, затратив на это весьма мало труда. И недалеко от святого места стали строить царский дворец. Один из тех, кто нес тело святого, встретив надзирателя, с высокого места упал вниз, громко крича: «Помоги мне, святой Ваан», – и благополучно опустился на землю. Слышавшие и видевшие это, спустились вниз и увидели мужа, стоящего на своих ногах. А он говорит: «Я видел чудо, которым премного изумлен. Ибо увидел я святого мученика перед собой, державшего меня; и мне показалось, что я схватился за него, но его не было рядом со мной. И таким образом я остался жив и невредим».
При виде всех этих чудес они смело, не мешкая, построили прекрасную церковь с часовней, и не в церкви, а в часовне положили тело мученика, в северной стороне святой кельи, обложили [его] обожженным кирпичом и известью, осветили лампадами и украсили прочей церковной утварью. И с тех пор толпы больных и мучимых иными недугами исцелялись. Молва о том обошла все края; стекавшиеся миряне и придворные падали ниц перед святым и клали поклоны святой Троице.
IX.Это произошло во времена Шамского эмирства по ту сторону реки Евфрат, в городе Руцапе.
А через семь лет игумен Абраам, он же Артавазд, взяв с собой несколько человек из братии и спустившись в Сирию, дошел до города Калиникоса; там, в городе, он остановился в монастыре, именуемом Дерман Заккэ, в котором нас приняли с большой любовью и посоветовали идти к месту с большими предосторожностями, чтобы не попасть в руки врагов и не быть наказанными и убитыми. Оставив братьев и лошадей там и взяв с собой одного человека, шел он, преодолевая огромные трудности, целый день и всю ночь и к рассвету достиг места смерти [святого]. Войдя в часовню св. мученика, он возблагодарил Христа и вознес [ему] хвалу. И Теофил, он же Абу Степам, с большой любовью и участием пошел нам навстречу и устроил нас. С его помощью дал нам Бог войти к святому. Мы помолились Господу в часовне св. Саргиса и повидали епископа, мужа праведного и богобоязненного; он с большой любовью и радушием принял нас. Затем созвал знающих людей, которые занимали видное [положение] при дворе и были хорошо осведомлены о мученичестве святого. Мы узнали достоверно [историю мученичества святого] и получили от них житие славного мученика на греческом языке.
Любовно простившись с епископом и другими [монахами], помолившись в часовне св. В